Яков Миркин, профессор, доктор экономических наук, известный экономист, автор книг и учебников, по которым учился финансовый рынок. Его книги «Финансовый конструктивизм» (2015) и «Головоломки. Кризис реальности» (2016) - для каждого. Колумнист «Российской газеты», Slon.ru и множества других изданий. Председатель совета директоров ОАО «ИК «ЕВРОФИНАНСЫ», завотделом международных рынков капитала Института мировой экономики и международных отношений РАН. С 2016 г. - председатель экспертного совета политической «Партии Роста».
Яков Моисеевич, сейчас в Приморье реализуются такие проекты, как территории опережающего развития (ТОР) и свободный порт Владивосток (СПВ). Ответственной экономической политикой в наши дни никого не удивишь, и у инвестора есть широкий выбор. А зачем ему идти в Приморье с его небольшим опытом, когда капитал вольготно чувствует себя в других подобных зонах?
Что касается Приморья, то всем понятно, что это «лакомый кусок» для прямых иностранных инвестиций по многим позициям. Все-таки здесь идет сосредоточение портов, природных ресурсов, транспортных коммуникаций. А окружение странами, которые быстро развиваются, открывает окно для широких возможностей. Кстати, еще в 60-х годах прошлого века Сеул был ничем даже по сравнению с Владивостоком, а половина бюджета Южной Кореи формировалась за счет американской финансовой помощи. Сегодня Корея стала девятой страной в мире по продолжительности жизни (82 года) с ВВП на душу населения в три раза больше, чем в России. Это действительно чудо. Чудо человеческое, чудо экономическое, в котором никак не разобраться. Люди, море и связи - то, что было у Южной Кореи, и почти ноль природных ресурсов. Но за счет человеческих ресурсов и доступа к морю были созданы высокоразвитые индустриальные каналы.
Если ты хочешь чего-то нового, каких-то экспериментов, то Дальний Восток - отличное место для перемен. Но только в экономике, в которой вся политика подчинена росту, развитию. Когда переносишься из Владивостока в Сеул, из Сеула в Токио, затем вновь возвращаешься во Владивосток, то очень хорошо виден дефицит инвестиций, который существует в Приморье. И базовая причина этого, на мой взгляд, наша политика на уровне «макро». Это политика не роста экономики, а, наоборот, дележки сокращающегося пирога. Самое лучшее, что можно сделать, чтобы жизнь в России стала устойчивее и умнее, чтобы нас не бросало в самые дикие идеологические и властные повороты, - это сделать все, чтобы в каждой семье появилась собственность - дома, земля, финансовые активы, бизнес любого размера. Больше собственности у среднего класса - жизнь безопаснее, быстрее, лучше и даже, страшно сказать, инновационнее. В экономике России в месяц производится 200–250 штук металлорежущих станков, в год - 1 пиджак на 60 мужчин, а зависимость от импорта в станках, в инструменте, в электронике достигает космических высот - в 85–95%. Это экономика, в которой четверть века не могут справиться с двузначной инфляцией и таким же процентом.
Тем временем Япония, Южная Корея, Китай, Сингапур, Малайзия показали, как сделать экономическое чудо. Да, нам часто говорят, что мы другие, у нас другая «модель поведения». Странно об этом слышать на Дальнем Востоке, потому что именно сюда когда-то приходили авантюристы и переселенцы, те, кто искал новую жизнь. Этот дух авантюризма в правильном смысле, любви к переменам до сих пор сохраняется, и надо это использовать.
Латиноамериканская экономика
Вам не кажется, что этот дух сыграл злую шутку с регионом?! Не зря ведь Приморский край так часто отождествляют с коррупцией, криминалом.
Любое взрывное развитие всегда может быть связано с криминализацией. Вспомните Дикий Запад США, где так много чего решалось оружием. Но потом модель коллективного поведения людей цивилизовалась: криминалитет ушел, когда начался рост доходов, имущества, благополучия. Пришли безопасность и стабильность.
Статистика говорит о том, что Приморский край выглядит лучше многих областей центральной части России (если не брать в расчет Москву и Московскую область). А два последних кризисных года его экономика ведет себя намного лучше других. По статистике, рост физического объема промышленного производства от первого квартала 2014 г. до первого квартала 2016 г. составил чуть более 20%. Второй, и очень важный индикатор, - это розничная торговля. Практически повсеместно в этом сегменте произошел провал на 20–25%, в Приморье же снижение очень небольшое, на 1,2% за два года. Еще раз - по официальной статистике. Внешне край оказался более устойчив к кризису, и, возможно, какую-то роль здесь сыграла федеральная политика в части реализации ТОР и СПВ.
Проблема в том, что трудно построить «социализм» в отдельно взятом регионе. Я уверен, что те, кто реально занимается ТОР, СПВ видят множество проблем, и прежде всего регулятивных, которые могут ограничивать доступ к инвестициям. С этой точки зрения благоприятные режимы еще не делают из иностранного инвестора фигуру, которая стоит наготове.
- То есть ТОР и СПВ не привлекают иностранных инвесторов?
Они - необходимое, но не достаточное условие. Настоящие иностранные инвестиции, не спекулятивные, приходят тогда, когда растет вся внутренняя экономика, не обрывками. Когда атмосфера скорее замкнутая, сжатая, с точечными проектами, иностранные инвесторы будут делать единичные вещи, стараясь пока удерживать контакты и ожидая изменений в режимах санкций и времени, когда вся внутренняя экономика начнет разогреваться. Плюсы Приморья, да и всего Дальнего Востока в том, что сюда идут большие бюджетные вливания. И это само по себе не может не вызывать отклика тех, кто «за кордоном».
- Не является ли это рукотворным развитием?
В любых экономиках всегда есть место рукотворности. Это ведь миф, что только невидимые рыночные силы приводят экономику в движение. В последние 200 лет доля финансовых ресурсов, которые государство концентрирует в своих руках, растет. Это относится к США, Европе, Азии. Это означает, что в течение 200 лет государства принимают на себя все больше обязательств, в том числе социальных. В наименьшей степени объем вмешательства государства в экономику наблюдается в англосаксонской модели (США, Великобритания, Австралия, Канада, Новая Зеландия). Дальше по нарастанию - Европейский союз (континентальная модель, шведская модель) и страны экономического чуда в Азии. Мы очень похожи экономически на страны Латинской Америки. У них сложная судьба. Глобальные инвестор давно нас сравнивают с Бразилией, и сейчас мы смещаемся к большой Колумбии. Потому что в России типично латиноамериканская экономика со всеми ее вертикалями и конфликтами.
- К какому типу экономики можно отнести экономику Приморского края?
Это можно понять простыми измерениями. Например, в 2014 г. валовой региональный продукт на душу населения Сахалинской области составлял $42,2 тыс. (примерно то же самое - Кувейт, Новая Зеландия, Объединенные Арабские Эмираты), Тюменской области - $37,9 тыс. (Япония, Израиль), Москвы - $27,5 тыс. (Южная Корея, Кипр, Бахрейн), Хабаровского края - $10,7 тыс. (Габон, Ливан, Малайзия), Приморского края - $8,7 тыс. (Туркменистан, Венесуэла), Калужской области - $8,4 тыс. (Беларусь, Азербайджан), Еврейской автономной области - $6,4 тыс. (Эквадор, Доминиканская Республика) и т. д. Так что вы всегда можете определить, ничего не путая, в какой стране-побратиме довелось жить, физически пребывая телом - и, конечно, душой - совсем в других краях, от Балтики до Тихого океана.
Запреты и наказания
Девальвация поможет привлечь иностранных инвесторов, для которых издержки в России внезапно стали намного ниже? Кстати, они действительно ниже?
Издержки в валютном измерении действительно стали ниже. Внутренняя инфляция отстала от девальвации рубля. Это крупный фактор, который затягивает иностранные инвестиции. Проблема в том, что параллельно действуют другие факторы, тормозящие процесс: сверхтяжелая налоговая нагрузка, высокие кредиты, избыточное регулирование. Только вдумайтесь: с момента первого издания Уголовного кодекса его объем вырос в 2,1 раза, Кодекса об административных правонарушениях - в 2,7 раза, нормативные акты растут по экспоненте. Вряд ли кому-то будет нравиться модель экономики «наказаний и запретов». Соединение сверхвысоких рисков, налогового бремени и регулятивных издержек привели к невиданной в мире офшорной экономике, в которой 70–80% иностранных инвестиций идут через офшоры. Хотя мы и не любим это признавать, но и санкции закрывают многим дверь.
Санкционный режим вызвал к жизни большую генерацию предпринимателей, пытающихся производить собственные продукты, в частности фермерские. Есть ли в этом шанс?
Российский бизнес четверть века страдал от того, что заказы попадали нерезидентам даже тогда, когда их мог бы выполнить отечественный производитель с надлежащим качеством. Приоритет отдавался иностранному как заведомо лучшему. Переоцененный рубль помогал импорту, выталкивал с рынка то, что производилось дома. Сейчас ситуация изменилась. Что, конечно, отлично. Но мы понимаем, что происходит данный сдвиг не потому, что государство десятилетиями выстраивало внятную политику преференций (может быть, кроме таможни), а в результате ломки, шока. Но какой бы ни была вспышка в развитии аграрного сектора или фармацевтики, нужно понимать, что мы все равно не сможем обойтись без иностранных инвестиций, технологий. Тем более норма инвестиций упала с 23,1% ВВП в 2011 г. (это очень мало) до 18,4% в 2015 г. И это обещает сумрачную, осеннюю погоду впереди, отсутствие внятного роста, когда поскользнуться и упасть - никаких проблем.
«Черный ящик» курса рубля
- Почему мы никак не можем победить инфляцию?
Ответ не является простым. В течение 20 лет Банк России боролся с инфляцией, как будто она складывается под действием рыночных сил. Хотя все это время мотором инфляции было повышение цен и тарифов, регулируемых государством. Такая инфляция называется немонетарной, и правильный ответ - ее подавление государством. Попросту говоря, как в 2012–2013 гг., «замораживание» цен и тарифов, на которые влияет государство, и на этой основе - снижение инфляции, как это произошло в это время.
Еще один фактор инфляции - монополии, олигополии, которыми пронизана российская экономика. Какой ответ? Сильное антимонопольное регулирование, борьба со сверхконцентрациями в собственности, с доминированием в производстве и на рынке, поощрение создания действительно рыночной среды.
И наконец, движущим фактором инфляции являлись девальвации рубля, вызывающие ценовые взрывы. Значит, ответ - разумная валютная политика, которая не удерживает рубль искусственно сильным. Тогда мы не увидим таких резких, берущих всех за горло скачков курса рубля, как это было в 1998, 2008–2009, 2014–2015 гг.
Но самое главное - инфляция лечится ростом экономики, развитием финансовой системы, нормализацией процента, доступностью кредитов. Тем, что пока не происходит.
Разве со снижением курса рубля страна не обрела, наконец, свободно конвертируемую валюту, которая определяется не желанием властей, а рынком?
Режим свободного плавания рубля объявлен, но курсообразование, видимо, испытывает вмешательство. Иногда видно, что курс, который спекулянты тесно связали с нефтяными ценами, вдруг перестает реагировать на их динамику. Или в моменты валютных шоков движение рубля начинает подчиняться административным окрикам высших должностных лиц государства. Валютный рынок - это пространство крупнейших финансовых институтов и нерезидентов, и он играет по своим правилам. Иногда думаешь, что это - черный ящик, и никто публично не знает, что происходит там в минуты роковые, во время жестоких падений рубля. Существуют десятки инструментов воздействия на валютный курс, Банк России принял политику дедолларизации экономики, и все вместе - это не вполне свободное плавание. Да оно и не может быть таким, потому что иначе курс рубля - как груз, сорвавшийся с креплений на судне, грозящий его полностью дестабилизировать, потому что российская экономика слишком сильно зависит от внешних факторов.
В декабре прошлого года вы прогнозировали курс рубля в 75–90 рублей за доллар к концу 2016 г. Еще не изменили мнения?
Не изменил. Дело в том, что рубль сильно зависит от цен на нефть. Механика до смешного проста. Сырье с начала «нулевых» стало финансовым товаром. То, что мы видим на биржевом табло, - это цены биржевых деривативов на нефть, металлы, зерно в Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне и т. п. Это рынки банков, фондов, финансовых инвесторов и спекулянтов. Цены на газ зависят от нефти. На такие активы очень сильно влияет курс доллара в ключевой паре с евро как мировой резервной валютой. В долларе номинированы 55–60% глобальных финансовых активов (и в евро - 20–25%). Именно в долларе формируются мировые цены на сырье. Львиная доля расчетов за нефть, газ, металлы - тоже в долларах. На финансовых рынках инвесторы свободно из нефти уходят в доллар, потом в акции, затем в медь, а потом «прыгают» в облигации и снова в доллар.
Но доллар - главный в этом клубке. Когда он слабеет к евро, цены на сырье прыгают вверх. Чтобы понять это, вспомним то, что нам хорошо знакомо в России. Когда рубль слабеет к доллару, цены на товары в рублях начинают немедленно расти. Так и здесь, механика похожа. В «нулевые» доллар непрерывно слабел к евро. И это было золотым временем для России. Цены на сырье подскочили в разы, нас затапливало деньгами. Мы все сидели у сырьевого крана, росли реальные доходы. Но когда доллар, наоборот, становится сильнее евро, это очень жестко давит вниз на цены на нефть, газ, металлы и зерно. В «десятых» именно эта тенденция преобладает. С весны 2011 г. до нынешнего времени доллар укрепился к евро почти на 40%. Для глобальных финансов это тектонические движения. И поэтому все сырье пока находится на «территории низких цен»! В этой связи курс рубля будет зависеть от курса доллара к евро, нефтяных котировок, цен на газ, металлы, продовольствие.
Разворот большого механизма
Из-за санкций каналы дешевых кредитов на Западе для наших банков были несколько перекрыты. Способна ли российская банковская система самостоятельно генерировать длинные деньги?
Может, механизмы для этого существуют. Мы («Столыпинский клуб». - Прим. «К») предлагаем целевые каналы генерации дешевых денег, связанных с реальным сектором. Базовая идея - ответить на кризис не умеренно жесткой, а умеренно мягкой денежной политикой, связанной целевыми механизмами кредитования в рост производства в регионах, среднего и малого предпринимательства и т. п. При подавлении (нормализации) процента и немонетарной инфляции, умеренно ослабленном валютном курсе, сокращении налогового бремени, ударном налоговом стимулировании роста и, что очень важно, при резком снижении регулятивных издержек. То самое системное лечение, создающее иную коллективную модель поведения бизнеса: снижение рисков, более длинные горизонты вместо немедленной отправки рублей на валютный рынок и вывоза.
Конечно, все это надо делать очень осторожно. Вся целевая эмиссия - кредитная, под рост производства, под проекты, под портфели ипотек и т. п. Все - через возвратное рефинансирование коммерческих банков со стороны Банка России. Двойной механизм контроля. Но самое главное не в этом. Умеренно мягкая денежная политика - только кусок мозаики, и может существовать, только если будет делаться вся мозаика.
И еще. Ни в коем случае речь не идет о запуске печатного станка, вбрасывании денег и т. д. Медленно, осторожно, просто разворот большого механизма не к убыванию, к сжатию, к подавлению всего живого, а наоборот - к росту, к развитию. Его нормализация. Как ответ на чудовищную, ненормальную модель экономики и как ответ на внешний капкан, в который она попала. Звучит фантастично - доминирует другая экономическая школа, но нужно об этом говорить, давать альтернативу. Сама программа, конечно, компромиссный документ, в ней много интересов предпринимателей, но она непрерывно развивается в сторону макроэкономики.
Национальное рейтинговое агентство подсчитало уровень концентрации и конкуренции в банковском секторе России. Госбанки занимают 60,6% по активам, иностранные банки - 7,7%. Весь банковский сектор является среднеконцентрированным, а сектора госбанков и системно значимых банков - высококонцентрированными, с низкой конкуренцией. К чему это может привести?
К тому, что никогда не дождемся снижения процентов и не получим дешевых кредитов. Когда 60% банковской системы принадлежит государству, а пять банков держат более 50% банковских активов - это олигополия. А олигополия - пространство «слонов», полурыночная среда. Есть еще один показатель. Все банки держат средства на корреспондентских счетах ЦБ. В начале 2000-х доля Москвы и Московского региона в остатках корсчетов была чуть более 50%, сегодня - больше 80%. Вот уровень сосредоточения денежных ресурсов в России. Я не медик, но если кровеносная система финансов гонит кровь от рук и ног (то есть регионов) к голове и не полностью возвращает обратно, то это может плохо кончиться.
- Если у россиян еще остались какие-то сбережения, то как и в чем бы вы посоветовали их хранить?
Этих россиян не так много. По опросам, где-то 40% населения живет от зарплаты до зарплаты. И с появлением накоплений они в первую очередь тратят на развлечения, на покупку того, что скучно называется «товары длительного пользования». Сбережения в этой пирамиде потребления находятся внизу.
Но если все-таки у семьи есть деньги, то ответ на вопрос зависит от модели семьи и степени ее состоятельности. При минимальных накоплениях обычно вкладываются в депозиты и различную валюту. Но здесь надо учитывать, что в «минуты роковые» государство всегда может ввести валютные ограничения.
При росте накоплений можно рассмотреть металлические счета, золото, ювелирные изделия. Но сегодняшняя проблема золота в том, что оно ведет себя сегодня как обычный металл и до 2018–2019 гг. будет, скорее всего, в зоне низких цен. Свои нюансы с «ювелиркой», картинами и тому подобными вещами: когда наступает черный день, часто они становятся неликвидными, и при продаже очень теряешь в цене. Хотя все помнят, конечно, золотые червонцы, которые спасли немало жизней в тяжкие 1930–1940 гг.
Более сложные вещи - ценные бумаги, облигации, «Форекс». На «Форексе» вообще 99,9% клиентов остаются ни с чем. Облигации пока не очень выгодный продукт, потому что при сопоставимой и даже меньшей доходности, чем у депозитов, нет системы страхования вложений, больше регулятивные издержки. Акции - это абсолютно профессиональная игра. Инвестиционными счетами можно заниматься, будучи оптимистом, ибо экономика и финансовые рынки слабоваты, а размер налоговой выгоды минимален. Возможно, лучше вкладывать в себя. В образование, в здоровье, в детей и родителей, в то, чтобы осуществить несостоявшиеся планы, получить как можно больше квалификаций. Так, по крайней мере, к моменту выхода из кризиса вы сможете стать более дорогим и качественным профессионалом - товаром на рынке труда.
Есть ли признаки замедления мировой экономики или даже нового глобального кризиса в 2019 году? Не пора ли уже перестать циклически расти США, ЕС или даже Азии и всем вместе грохнуться? Для нас это очень болезненный вопрос. Случится или нет?
На каждое падение производства и финансовых рынков за границей мы отвечаем с еще большим размахом. В 2009 году в разгар мирового кризиса реальный ВВП упал в России на 7,8 процента, в США - на 2,5, в Великобритании - на 4,2, в еврозоне - на 4,5, в Бразилии - только на 0,1 процента. А Китай и Индия и в ус не дули, росли со скоростью 8-9 процентов в год.
Что думает по поводу ближайшего будущего Международный валютный фонд (МВФ) - главный прогнозист мира? А он плавно покачивает руками. Считает, что потихоньку начнем спускаться. Прогноз по "Большой семерке" - в 2018 году рост реального ВВП на 2,2 процента, в 2019 году - уже меньше, 2 процента, в 2020 году - 1,5 процента. Примерно такие же темпы замедления у США (с 2,9 процента в 2018 году до 1,8 - в 2020-м), и у двух наших крупнейших торговых партнеров - у Германии (с 1,9 до 1,6) и даже у Китая (с 6,6 до 6,2).
А что МВФ пророчит России? Может быть, ну их, внешние связи? И мы сами, на собственной основе, за счет роста внутреннего спроса достигнем невиданных высот? Что ж, МВФ видит по-другому. На 2019 год нам ставится снижение темпов роста реального ВВП с 1,7 до 1,5 процента. Опять отставание от других. А дальше автоматически каждый год по 1,5 процента до 2023 года, ибо никто не может предсказать, что будет происходить в сырьевой экономике России, подверженной всем бурям и ветрам на мировых рынках сырья и валюты.
МВФ может ошибаться? Да сто раз. Может ли быть хуже? Есть ли признаки растущей нестабильности в мире и может ли она закончиться хаосом? Скажем, когда закончится беспрецедентный рост американских акций? С начала 2009 года, всего лишь за десять лет, их курсы (индекс Доу - Джонса) выросли более чем в три раза. Все знают, что так не бывает, что это мыльный пузырь и когда-нибудь это закончится. Но только когда? За октябрь Доу - Джонс обрушился на 9 процентов, и казалось - а вдруг? Вдруг это классическая ситуация, когда акции предсказывают будущий кризис? Но индекс, кажется, выравнивается, и то, что случилось, видится уже просто коррекцией рынка, а не жесткой посадкой, когда все инвесторы разбегаются в ужасе.
Крупное падение в США протянется на весь мир. Остается желать, чтобы американские горки не достали до России
Хотя кто знает? Рынки могут вести себя как люди в подпитии, круша всё подряд. Есть замечательный индикатор того, слишком ли высоки курсы акций или нет. Это - капитализация рынка акций / ВВП. Капитализация - стоимость всех акций компаний на биржах. В знаменитый кризис "доткомов" в США в 2000 году этот индикатор был чуть выше 150 процентов. А потом рухнул.
В конце 2017 года он превысил 165 процентов. Сегодня снова бьет исторические рекорды. Цены на американские акции слишком высоки. Весь 2018 год они колеблются с высокой амплитудой. Риски их падения - не короткого, а надолго, циклического - растут.
Страшновато. Если будет крупное падение в США - оно протянется на весь мир. А нам что остается? Наблюдать - влиять не можем. Желать, чтобы американские горки, если они произойдут, не достали до России. У нас очень хрупкая экономика.
А есть ли за российскими границами еще какие-то экономические риски для нас? Да, есть, если доллар продолжит усиливаться к евро. России очень выгоден слабый доллар, как в 2000-е годы. Автоматически мировые цены на сырье - нефть, газ, металлы, зерно, древесину - взлетают вверх.
Два года ценовая конъюнктура для нас складывалась благоприятно, несмотря на санкции. Все это сразу почувствовали. С декабря 2016 года по февраль 2018 года доллар подешевел с 1,04 до 1,25 за евро. Нефть "Брент" выросла в 2017 - октябре 2018 года с 55 до 84 долларов за баррель. За это время поднялись цены на металлы. На алюминий они увеличились к середине 2018 года на 30-40 процентов, на медь - на 25-30 процентов. Российский бюджет стал рапортовать о профицитах.
И все-таки в 2018 году начался рост рисков. В феврале - ноябре 2018 года доллар вновь начал укрепляться, с уровня 1,25 доллара за евро дошел до 1,14. Начал давить вниз на мировые цены на сырье. Сегодня цены на алюминий - минус 20 процентов от апреля 2018 года, медь - минус 15-17 процентов от июня 2018 года, нефть "Брент" - минус 15 процентов к началу октября.
В мировой валютной системе стало больше хаоса. На ней стали сказываться еще и торговые войны, способные стать валютными. Валюты качает, как лодки в шторм.
России очень выгоден слабый доллар. Если он продолжит расти к евро, то создаст риски для нашей экономики
Торговый конфликт США и Китая? Какое отношение он имеет к нам? Прямое, если юань будут намеренно ослаблять к доллару, чтобы снять эффект повышения пошлин со стороны США. Китай неоднократно обвинялся в манипулировании курсом юаня, и последний раз - при Трампе. В апреле - октябре 2018 года юань девальвирован по отношению к доллару примерно на 10 процентов, рубль - на 14,3 процента.
Хорошо бы, чтобы такие движения в будущем не вылились в укрепление рубля к юаню. Это было бы очень неблагоприятно для экономики России. Китай стал нашим крупнейшим партнером. Его доля во внешнеторговом обороте превысила 17 процентов, по данным Федеральной таможенной службы.
Все это - мир рисков ближайшего будущего. Риски циклических кризисов, финансовых пузырей, торговых войн, валюты. Риски развивающихся рынков, особенно выросшие в 2018 году. Через эти риски нам еще предстоит пройти, желательно умно, рационально, и особенно не гордясь теми успехами, которые вызваны колебаниями цен и спроса на внешних рынках.
Мировые цены на нефть, газ и металлы идут вверх с января 2016 года. Нефть "Брент" и медь стали дороже более чем в два раза, природный газ - в 1,7, алюминий - на 50 процентов, золото - на четверть. Все это - совместное движение на фоне дешевеющего к евро доллара, двух мировых резервных валют.
Слабый доллар - это золотое время для России. Чем он дешевле, тем выше цены на нефть, газ и другое сырье, вывозимое из России. И наоборот. Так устроены мировые рынки, где сырье - финансовый актив, а цены на него - формируются на рынках товарных деривативов в Нью-Йорке, Чикаго и Лондоне. И хотя, конечно, нынешние 70 долларов за баррель - это не 110-120 долларов, как в 2013 году. Но жить можно.
И, кажется, цены могут расти и дальше. И еще - высока вероятность (60-70 процентов), что ослабление доллара - циклическое, на целый ряд лет. У доллара длинные 15-17-летние циклы "усиления- ослабления". Если это так, то перед нами на годы - территория "слабого" доллара.
А в чем здесь выгоды для российской экономики? Она будет в "шоколаде", как в середине 2000-х. Много денег от экспорта по высоким ценам. Импорт, наоборот, дешев - не только ширпотреба, но и оборудования для модернизации производства. Удешевление доллара к евро - это всегда давит вниз на инфляцию в России, так как сдерживает ослабление рубля и рост внутренних цен на импортируемые товары.
А в чем угрозы? Дешевый импорт можно проесть и добить своего производителя, как это было в 1996-1997 и 2000-х годах. В эти годы из России широким потоком вывозился капитал (это было очень выгодно). Вместо него зашли спекулятивные горячие деньги. Именно они трижды стали спусковым механизмом финансовых кризисов 1998, 2008 и 2014 годов. Все это повторяется.
Слабый доллар - золотое время для России, когда цены на наше сырье высоки, а импорт дешев и не давит на рубль
Пять лет - что еще впереди? В 2014 году все опасались, что вот-вот начнется резкое сокращение экспорта топлива из России. Ничего этого не случилось. Наоборот, его добыча и поставки за рубеж выросли. Экспорт сырой нефти - 195 миллионов тонн (январь - октябрь 2013 года) и 213 миллионов тонн (за тот же период 2017 года). Природный газ - 159 и 168 миллиардов кубометров. Нефтепродукты - 123 и 129 миллионов тонн. Каменный уголь - 115 и 146 миллионов тонн.
По-прежнему одна треть импорта сырой нефти Европейского союза - из России (хотя эта доля начала потихоньку снижаться). Как и раньше, ЕС - ключевой клиент России (43 процента экспорта вместо 50 процентов в 2013 году). Рост глобальной экономики со скоростью выше 3,5 процента в год поддерживает спрос на сырье. Самый крупный потребитель российской нефти - Китай с динамикой ВВП в 6-7 процентов в год. Его доля в экспорте России выросла до 11 процентов (данные налоговой службы). География поставок нефти, газа, каменного угля - десятки стран (данные US EIA - независимого статистического агентства по энергии и энергетике). Так что по-прежнему для Восточной Европы и Германии Россия - ключевой поставщик топлива.
Все прогнозы за то, что и через 10-15 лет мы будем жить в углеводородной экономике. Есть ли угроза от "прочих источников энергии"? Пока нет. Их доля в мировом потреблении энергии чуть больше 1,5 процента. Традиционные источники энергии еще очень сильны. Уголь в структуре мирового потребления в 1973 году - 24,5 процента, в 2015 году - 28,1. Нефть - 46,2 и 31,7 процента. Природный газ - 16 и 21,6 процента (данные Международного энергетического агентства).
США поставили задачу в ближайшие годы стать глобальным экспортером нефти и газа. Перестать быть чистым импортером топлива, как это было долгие годы. Для США рынок будущего - это Европа. А дальше? Перетряхивание игроков, давление на долю России на рынке топлива, прессинг цен на нефть и газ. И еще - нет ничего более переменчивого, чем цены на топливо и курсы валют. Несмотря на все циклы, никто не может точно сказать, какими они будут через год-два. Тренды понятны, а вот коридоры для колебаний - очень широки.
И через 15 лет мы будем жить в углеводородной экономике. Доля других источников энергии - всего 1,5 процента
Так что нужно торопиться. Нам очень нужно оздоровление экономической среды. Не прозевать, как в 2000-х. Полностью использовать передышку, которая, может быть, дана нам на 5-7 лет вперед. А что делать? Первое - рост выше 4-5 процентов в год. Максимум финансовых стимулов для любого (не выборочно) бизнеса, стимулирующих рост и модернизацию (процент, кредит, валютный курс, налоги, бюджет, таможенные тарифы, цены, регулируемые государством, режим инвестиций). Минимум административного бремени.
Второе - рост конкуренции, постепенно - доля государства в экономике не больше 35-40 процентов (сейчас 60-70). Доля малого и среднего бизнеса - до 40 процентов (сейчас около 25).
Третье - восстановление исторического ядра России, максимум помощи регионам - зонам национального бедствия. Все, чтобы максимум поселений России, от мала до велика, покрылся стройками - жилье, дороги, социальная инфраструктура. Арктика - не в начале.
Четвертое - курс на большую универсальную экономику вместо идей "все купим за кордоном".
И пятое, самое главное - полное подчинение экономической политики качеству и продолжительности жизни, быстрому росту внутреннего спроса, сохраняя открытость. Тогда победим.
Нет ничего более изменчивого, чем эти ключевые переменные в глобальных финансах. Сегодня при долларе в 1,04-1,05 к евро цена на нефть «Брент» в 55-57 долларов за баррель противоестественно высока при любых картельных соглашениях в ОПЕК и в круге стран - производителей нефти. В 2016 году цены на нефть и газ поднялись от минимумов в 2 раза. Похоже на мыльный пузырь. В этом году может быть сильное обратное движение. Оно может быть поддержано «экономикой бума» Трампа, если она начнет становиться на ноги в 2017 году (укрепление доллара, снижение спроса США на топливо на мировых рынках). В финансах будет искрить.
В 2016 году следом за ростом цен на нефть улучшалась ситуация в нашей экономике. Она медленно освобождалась от минусов, уходила в слабые плюсы. Так говорит статистика. Внутренних двигателей было не так много: слабый к 2013 году рубль, особая госполитика в аграрном секторе и военно-промышленном комплексе, удержание объемов добычи сырья.
И еще вязкость среднего и малого бизнеса, умение выжить даже в марсианских условиях. Все это на фоне инвестиционного кризиса, «великого» финансового замораживания, снижения реальных доходов населения и падения номинальных доходов бюджета.
От этой печки (все может ходить ходуном в мировых ценах и финансах, шаткая походка и хрупкость внутренней экономики) и будем плясать в 2017 году. Пять сценариев нашей жизни - и все могут быть.
Первый сценарий: Повторение 2016-го Цена на нефть от 40 до 50 долларов. Жизнь около нуля, может быть, чуть-чуть выше нуля, в еле заметных плюсах (вероятность 40 - 45 процентов).
Стабилизация, плато, отдельные быстро растущие островки хозяйства там, где государство вкладывается деньгами или дает сильные преференции в налогах, кредите, проценте. Все более-менее сыты. Денег и кредитов мало, инфляция низкая, рубль слишком тяжел, налоги подступают - в доме холодно. Мясо вынуто из холодильника, еще заморожено, хотя еле-еле начало оттаивать, но на сковородку бросить его никак не удается.
Внутри могут развиваться длинные тренды, расти риски будущего. Какие? Технологический риск. Модернизация 2000-х - начала 2010-х годов была основана на поставках технологий и оборудования из ЕС - ключевого клиента России (50 процентов ее внешнего товарооборота). Санкции и падение цен на нефть изменили картину. Сегодня формула модернизации - восток (Китай + немного Кореи) + ЕС + импортозамещение. Никто сейчас не скажет, каково качество этой формулы и насколько будет велик отрыв Запада от России в технологиях через 10 лет. Не станем ли мы похожи на паровоз?
Еще один риск - опустынивание регионов. Продолжение сверхконцентрации людей, денег, бизнеса, собственности, финансовых институтов в Москве при попытках оживления отдельно взятых резерваций за счет специальных льгот (особые зоны, ТОРы, крупные региональные проекты по указанию свыше и т.п.). За пределами Москвы сжатие кредитов, тотальный дефицит инвестиций кроме тех, что «присылаются» из столицы.
Все это резко повышает хрупкость экономики, выстраивает территориальные линии ее будущих разломов, если она вдруг попадет в катастрофические условия, как это было в 1990 - 1991 годах. Сверхцентрализованные системы крайне неустойчивы, подвержены негативному отбору, в них подавлены стимулы к развитию, и они опрокидываются при любом сильном воздействии.
И наконец финансовый риск. Болтающийся на нефтяных ценах и «кэрри трейд», слишком тяжелый рубль, сверхвысокий процент, падающий бюджет, замороженный кредит, исчезновение за 3 года одной трети банков, инфляция, похожая на тлеющий торфяной пожар, - все это далеко от финансовой стабильности.
Иначе как хрупкость не назовешь. Мелкая финансовая система неадекватна размерам экономики (должна быть в 2 - 3 раза больше по насыщенности деньгами, кредитами, инвестициями). В ней по-прежнему высока роль (и растет) горячих денег нерезидентов. Она всегда готова сорваться в пламя кризиса, как только что-то резкое случится за рубежом (1997 - 1998, 2008, 2014 годы). Все эти экономические риски встроены в экономику, висят как дамоклов меч, над ней. И создают тот холодок неизвестности, который возникает даже при самом благоприятном развитии событий. Экономика, которая очень неустойчива в своем полете, и всегда готова клюнуть вниз.
Второй сценарий: Все купим!
Рубль крепче, добыча увереннее, банки больше, экономические власти выше и умнее всех на свете. Все это достигается за счет увеличения цен на сырье, но не за счет инвестиций, обновления, потому что с ними в прошлые годы глубокий провал, а вкладываются обычно на 3 - 4 года вперед. По виду рост, по смыслу только видимость.
Такой сценарий, если он вдруг продолжится на 3 - 5 лет вперед, опасен тем, что при той же по смыслу хозяйственной политике, что и в 1990-е - начале 2010-х годов, валютный дождь снова зальет старые раны в теле корпорации «Россия» и подавит все желания ее реструктурировать, и так не слишком сильные. Под лозунгом «Все купим!» и «Нужно делать то, что умеем лучше всего!» (то есть добывать сырье) мы за четверть века потеряли «экономику простых вещей» (см. колонку от 5.12.2016). По статистике мы делаем один пиджак на 70 мужчин в год, одну юбку на 25 женщин и по одному зонтику на восемь с половиной тысяч человек. Мы утратили «экономику средств производства». Вместо 150 - 200 металлорежущих станков, которые мы делали в месяц пару лет назад, мы подскочили до 300 - 350! Успех? Но это 350 станков в месяц на всю великую страну! Зависимость от импорта не ниже 80 процентов. Мы так и не создали «экономики инноваций». Персональные компьютеры? Производим одну штуку на 500 человек в год. Транспорт? 17 - 18 троллейбусов и 7 - 8 трамваев в месяц - большое достижение 2016 г. Смеетесь? Это в 4 - 5 раз больше, чем в 2015 году.
Реиндустриализация, возврат умений, технологий, научных школ - задача на 10 - 15 лет вперед. И будет горько, если валютный дождь, вновь пролившийся на Россию, пусть и не таким ливнем, каким он был в 2012 - 2013 гг., вновь смоет наши желания создать большую универсальную, развитую экономику. Лишь она может дать чувство безопасности, достойное качество жизни и создать рабочие места для всех 146 млн человек, живущих в России, по их умениям и талантам. Лишь в такой экономике могут быть преодолены технологические и финансовые риски, риски сверхконцентрации, которые, накапливаясь, делают ее все более хрупкой при ударных воздействиях.
Третий сценарий: Перепутье
Он несет замедленное падение экономики (цены на нефть от 33 до 40 долларов). Шансы 20 - 25 процентов.
Реальный сектор вновь начнет краснеть минусами, рубль, сжав зубы, уйдет за 70 к доллару, разгонится инфляция. Экономическая политика все та же - стабилизация, держать и не пущать, делить сжимающийся пирог. Больной, едва вставший с кровати, вновь переживет приступ безразличия и анемии и вернется под одеяло. То, что будет происходить с хозяйством, может быть похоже на осень 2015 г. - весну 2016 г. Минфин и Банк России ответят на падение новым закручиванием гаек, а нам придется молиться о том, чтобы от их лечения - битьем и связыванием - не развился новый кризис. Заранее неизвестно, что «треснет» в экономике, где самое хрупкое место - банки, долги, зарплаты, цены, рубль, моногорода или что-то другое, но когда усталость и риски достигают своего максимума, это обязательно случится. Многократно доказано историей кризисов. Где тонко, там когда-нибудь рвется.
Качество нашей жизни на уровне десятки развитых стран обеспечит пятый сценарий. Но он самый трудный
Что хорошего в третьем сценарии? Это перепутье. Вновь станут горячими дискуссии, что делать дальше. Можно жить как вчера, от одного занесенного кризиса к другому, а можно отбросить рапорты об успехах и еще раз задуматься, куда и с какой экономической политикой идти. Жить в своем хозяйстве на коленях, уговаривая себя, что давно встал во весь рост, или в самом деле начать путь в экономику, которая должна расти как на дрожжах.
Четвертый сценарий: Новая волна кризиса
Резкое похолодание в экономике, финансы, цены, системные риски вырываются из-под контроля. Новая волна кризиса. Вероятность 10 - 15 процентов.
Одна из возможных причин - дальнейшее укрепление доллара, резкие скачки вниз цен на нефть и газ, финансовые инфекции из-за рубежа. Другая причина: какой-то «черный лебедь», крупный риск, который придет из внутренней экономики как следствие великих холодов 2014 - 2016 годов.
Пример такого риска падение рубля в связи с «внезапной остановкой» капиталов и поворотом их прочь из России в операциях «кэрри трейд», которыми сейчас стабилизирован рубль. Такой валютный кризис может произойти в случае какого-то крупного изменения во внутренней политике или «за бортом», который напугает спекулянтов и они начнут избавляться от рублей. Курс рубля сегодня во многом спекулятивный, держится на высокой цене на нефть (которая изменчива, как погода) и горячих деньгах тех, кто зарабатывает на «кэрри трейд».
И наконец…
Сценарий пятый: революция капиталов
Произойдет поворот властей к энергичному стимулированию роста. Шансы на эту нечаянную радость 5 - 10 процентов, хотя такая политика обсуждается.
О чем идет речь? Доступный кредит, сильные налоговые стимулы, снижающийся процент, ослабление рубля, рост нормы инвестиций, в том числе за счет бюджета, подавление немонетарной инфляции, связанной с ростом цен и тарифов, регулируемых государством. Попытка перенести «экономическое чудо», случившееся в аграрном секторе и военно-промышленном комплексе (там созданы именно такие условия) на всю экономику.
Любые меры в политике стимулирования выхода из кризиса, роста, модернизации должны применяться осторожно, постепенно, обязательно все вместе. Может быть, методом проб и ошибок, в пилотных проектах, чтобы резкими шагами не дестабилизировать ситуацию. Но важно обозначить тренд.
Формула политики: рост доступности кредита (прежде всего в регионах, механизмы есть) + снижение процента (инструментов много) + подавление немонетарной инфляции (цены и тарифы, регулируемые государством) + умеренно слабый валютный курс рубля + сильные, простые налоговые стимулы за рост и модернизацию + ускоренная амортизация + максимум льгот прямым иностранным инвестициям + дерегулирование (сейчас рост нормативных актов по ярко выраженной экспоненте) + переход к осторожному снижению общего налогового бремени (при таких налогах экономики не растут) + бюджетные инвестиции (в т.ч. за счет роста госдолга до 30 - 35 процентов) + как следствие рост нормы инвестиций (хотя бы до 27 - 28 процентов, сегодня чуть больше 18) + структурные реформы (разгосударствление, деконцентрация, создание конкурентной среды, сильное антимонопольное регулирование, приватизация, защита собственности, независимые суды) + администрация развития.
Все это приведет к совершенно другой атмосфере в бизнесе - «высвобождения», «легкого дыхания», меньших рисков, меньшего налогового и административного бремени. К другим - длинным - деньгам и инвестиционным горизонтам. Россия вместо страны, вывозящей капитал 20 с лишним лет (кроме 2006 и 2007 годов), может стать страной - импортером капитала, страной деофшоризации. Зачем вывозить, если можно строиться и качественно жить дома.
Мечты, конечно, но шансы у них есть. Только такой курс, проводимый год за годом вместе с сильной промышленной политикой, может вывести нашу экономику из зоны сверхвысоких рисков 1990-х - 2010-х. И решить, наконец, задачу модернизации, безопасности, качества жизни на уровне первых десяти развитых стран мира.